Д.Б. Кедрин родился в 1907 г. Донбассе, в семье счетовода. Детство и юность его прошли в Днепропетровске. В 1924 году он окончил два курса Днепропетровского техникума путей сообщения, работал в редакции комсомольской газеты, в это время сам начал печататься. В 1931 году переехал в Москву, сотрудничал в мытищинской газете, позже был литературным консультантом в издательстве «Молодая гвардия». Жил одно время в «чулане у тетушки». По его собственному мнению, «написал много новых и, говорят, недурных стихов», день его был полон, да и сама Москва бодрила его. Семья тоже переехала в Москву. Жене, которая работала учительницей, дали крошечную комнатушку в Черкизове. Жили тесно и скромно, но весело и дружно. У Д. Кедрина было неважное зрение: он носил очки 16 диоптрий, однако в 1943 году ушел добровольцем в Красную армию. Работал в газете Северо-Западного фронта.
В творчестве Д. Кедрина выделяются стихи, написанные по фольклорным мотивам: «Сказка про важну барыню», «Гусак», «Горбун и поп», «Кровь», «Сердце». Вот отрывок из стихотворения «Сердце»:
Девчину пытает казак у плетня:
«Когда ж ты, Оксана, полюбишь меня?
Я саблей добуду для крали своей
И светлых цехинов, и звонких рублей!»
Девчина в ответ, заплетая косу:
«Про то мне ворожка гадала в лесу.
Пророчит она: мне полюбится тот,
Кто матери сердце мне в дар принесет».
Этот «бродячий» сюжет поэт позаимствовал из французской песенки, а читателю преподнес «украинскую» легенду.
Д. Кедрин отличался чудесным даром проникать мысленно в далекие эпохи. Замечательным историческим личностям посвящены его поэмы «Зодчие» (о создателях храма Покрова во времена Иоанна IV), «Конь» (о русском строителе Федоре Коне), «Ермак» (о покорителе Сибири), «Песня про Алену-старицу», водившую полки Степана Разина. В этих произведениях раскрывается удивительная душа русского человека. Драма в стихах «Рембрандт» повествует о великом голландском художнике, о трагической борьбе творческой личности за свою духовную свободу.
Д.Б. Кедрин был исключительно скромен и трудолюбив. «Требуйте от себя, — писал он, — абсолютной честности». К сожалению, при жизни Кедрин так и не увидел свою поэму «Конь» опубликованной, так же как и не увидел драму «Рембрандт» поставленной на сцене. Началась Великая Отечественная война. Из стихов, написанных в ту страшную осень 1941 года, сложилась книга «День гнева».
В тот колокол, что звал народ на вече,
Вися на башне у кривых перил,
Попал снаряд, летевший издалече,
И колокол, сердясь, заговорил.
Услышав этот голос недовольный,
Бас, потрясавший гулкое нутро,
В могиле вздрогнул мастер колокольный,
Смешавший в тигле медь и серебро.
* * *
И рухнули перил столбы косые,
И колокол гудел над головой
Так, словно то сама душа России
Своих детей звала на смертный бой!
(«Колокол», 1942 г.)
Сразу после возвращения с фронта Кедрин приступил к написанию сразу нескольких больших произведений, но нелепая смерть не дала осуществиться этим планам. Он был убит неизвестными в пригородном поезде в 1945 году.
Ты говоришь, что наш огонь погас,
Твердишь, что мы состарились с тобою,
Взгляни ж, как блещет небо голубое!
А ведь оно куда старее нас...
Д. Кедрин был поэтом-мыслителем, поэтому его поэтическая догадка создавала исторически достоверный образ, перенося читателя в тот или иной момент истории, в те или иные края.
У поэтов есть такой обычай —
В круг сойдясь, оплевывать друг друга.
Магомет, в Омара пальцем тыча,
Лил ушатом на беднягу ругань.
Только некто пил свой кофе молча,
А потом сказал: «Аллаха ради!
Для чего пролито столько желчи?»
Это был блистательный Саади.
Он заворожил их песней птичьей,
Песней жаворонка в росах луга...
У поэтов есть такой обычай —
В круг сойдясь, оплевывать друг друга.
(«Кофейня», 1936 г.)
Поэма «Зодчие» обратила на себя внимание читателей «густотою живописи, душной теснотой слов». Символом бессмертия великого искусства русских зодчих Бармы и Посника выступает в поэме храм Покрова на Красной площади в Москве, построенный в честь победы русского воинства над Казанским ханством.
От Ивана Грозного получают задание выстроить этот каменный храм двое безвестных владимирских зодчих. «Крепко за руки взявшись», стоят они перед царем, «статные, босые, молодые, но в силах своих и в таланте своем уверенные («Можем! Прикажи, государь! — и ударились в ноги царю»).
Точные детали создают в поэме колорит эпохи, используемые в ней архаизмы и историзмы (устаревшие слова) изменяют строй речи. Слюдяное оконце в Кремле, угар и жара, посконные рубахи на владимирских мастерах, иноземные зодчие, пившие «чару вина в один дых», не робеющие перед государем, обращение царя:
Смерды!
Можете ль церкву сложить
Иноземных пригожей?
Чтоб была благолепней
Заморских церквей, говорю?
— Лепота! — молвил царь, увидев церковь, которая «краше вилл италийских и пагод индийских была».
Но не пощадил он зодчих. Жестокое было время, жестокий был характер у государя, желавшего,
Чтоб в земле его Церковь
Стояла одна такова,
Чтобы в Суздальских землях,
И в землях Рязанских И прочих
Не поставили лучшего храма,
Чем храм Покрова!
Однако и строители тверды в своем ответе, не хитрят, не лукавят, не отказываются от того, что могут построить другой храм — благолепнее этого. «Страшную царскую милость» — ослепление, лишение зрения — принимают и с судьбой своей смиряются.
И в Обжорном ряду,
Там, где заваль кабацкая пела,
Мастера Христа ради
Просили на хлеб и вино.
Осталась на века стоять их церковь, а по широкой Руси пошла гулять запретная песня «про страшную царскую милость». Но не мученичество строителей воспевает поэт, а талант щедрый, Богом данный, не робкий, а явный.
Мастера выплетали
Узоры из каменных кружев,
Выводили столбы
И, работой своею горды,
Купол золотом жгли,
Кровли крыли лазурью снаружи
И в свинцовые рамы
Вставляли чешуйки слюды.
P.S. Решили отпраздновать в ресторане? Тогда обратите внимание на банкетные залы Запорожье отеля «Театральный». Вы получите сервис высокое качество.