У египтян было 30 веков, чтобы понять законы течения времени. С глубокой древности они начали отсчитывать время по Солнцу — в отличие от римлян, вымерявших его по Луне. Причиной тому был Нил, от разливов которых зависела жизнь египтян. Время разливов было связано с временем таяния снегов в верховьях Нила. За 3 тысячи лет до нашей эры вода в Ниле начинала прибывать как раз в день летнего-солнцестояния. Со сроками разливов, а значит, и положением Солнца на небосводе, были связаны важнейшие периоды в жизни крестьян — время сева и жатвы.
В египетском календаре было 365 дней: 12 месяцев, в каждом из которых — по 30 дней, а еще 5 дней, добавленных в конце года, — «дни рождения» некоторых богов. Однако календарный год отставал почти на четверть суток от истинного солнечного года. За 4 года набегали целые сутки разницы; за 15 столетий — целый год. Время разлива Нила, сева и жатвы неумолимо передвигались по календарю. Или, образно говоря, от поколения к поколению время растягивалось, словно резиновая лента. Однако всякий раз» вступая на престол, фараоны клялись не менять длину года.
Лишь в III веке до нашей эры, когда в Египте царила греческая династия Птолемеев, тысячелетняя традиция нарушилась, и календарь был исправлен. Под властью третьего царя этой династии — Птолемея Эвергета (Благодетеля), правившего в 246-221 годах, — Египет вновь достиг могущества. В его столице Александрии расцвела ученость. Здесь возник Мусейон — своего рода «Академия наук» древности. Один из астрономов, работавших в местной обсерватории, посоветовал царю исправить календарь.
В 238 году до нашей эры особым декретом царь распорядился каждый четвертый год добавлять к году еще одни сутки. Так, череда календарных значков стала играть со временем в догонялки. Истинный солнечный год постепенно на минуты, часы опережал календарную шкалу, но ровно через четыре года они вновь сравнивались. Так был придуман високосный год — уловка, помогавшая соединить разумение людей с природными закономерностями. Однако убедить жрецов не сумел и царь. «Александрийский» календарь остался прожектом. Может быть, он и был бы забыт, если бы им не заинтересовался такой любитель учености, как Гай Юлий Цезарь, готовый всегда и везде нарушать традицию.